Оздоровление электроэнергетики закончилось появлением монополий

Упование на «невидимую руку рынка», «здорового частника» — лейтмотив реформ 90-х. «Конкуренция расставит все по своим местам» — вот ключевой тезис практически всех проведенных за эти годы экономических преобразований. Расставила ли? Да нет, чудес не случилось. Концентрация — естественный итог конкурентной борьбы на крупных товарных рынках: в итоге «должен остаться только один», самый конкурентоспособный. Не стала исключением и наша электроэнергетика, пишет РБК daily.

Обратимся к индексу Херфиндаля—Хиршмана (HHI — сумма квадратов долей на рынке всех его участников), который отражает распределение «рыночной власти» между всеми субъектами рынка. Сегодня этот индикатор для России находится на приемлемом уровне, только если рассматривать рынок электроэнергии в целом по ценовым зонам оптового рынка. По расчетам ФАС, HHI для первой ценовой зоны (европейская часть страны и Урал) составляет 1465 (HHI от 1000 до 1800 — умеренная концентрация) и 2333 — для второй ценовой зоны (Сибирь) (HHI от 1800 до 5000 — высокая концентрация).

Однако оценка концентрации на рынке по ценовым зонам является не совсем корректной ввиду наличия значительных инфраструктурных ограничений на перетоки электроэнергии. Поэтому в 2007 году по инициативе ФАС России были введены новые индикативные зоны антимонопольного регулирования — зоны свободного перетока (ЗСП) мощности. Масштаб рынка для оценки концентрации в условиях существования всего двух ценовых зон был слишком велик и формировал искаженные индикаторы доминирования, поэтому число зон для антимонопольного регулирования было значительно увеличено — до 27. И если оценивать по ЗСП, то ситуация может характеризоваться как доминирование одного или нескольких поставщиков: в 21-й ЗСП HHI находится в диапазоне 2900—10 000, а в пяти других HHI достигает максимальных 10 000, что соответствует ситуации классической монополии.

Вместо госмонополии РАО «ЕЭС России» в итоге получилось несколько локальных монополистов, только уже частных. Аппетиты же частников существенно превосходят самые смелые запросы РАО «ЕЭС России». Хотя на первый взгляд рост цен на оптовом рынке можно считать умеренным: 12% в 2011 году и около 8% за прошедший период 2012 года. Однако эти цифры не отражают реального положения вещей, т.к. основной вклад в конечный рост стоимости для потребителя ложится не на электроэнергию, а на мощность (товар довольно абстрактный и сомнительный с точки зрения необходимости его существования), за счет которой частным компаниям гарантирована безрисковая окупаемость новых мощностей за десять лет по договорам о предоставлении мощности. Если бы подобные условия по быстрой и гарантированной окупаемости инвестиций существовали при РАО «ЕЭС России», не пришлось бы городить историю с реформой и поиском частника, готового вкладываться в отрасль.

Наши сети, то ли получастные, то ли квазигосударственные, тоже не хотят отставать от рынка. Регулируемые государством тарифы росли в последние годы такими темпами, что в разы обогнали даже темпы роста цен в нерегулируемом сегменте. Так, среднегодовой прирост тарифа ФСК за 2008—2011 годы составил 27%, МРСК — 23%. Разумеется, такие темпы роста цен, а значит, и выручки выглядят привлекательными в глазах «здоровых частников»: пусть это не всегда позитивно отражается на стоимости акций, зато находит все более яркое отражение в усиливающихся разговорах о необходимости приватизации сетевых компаний. В особенности частному инвестору интересен уровень местных электрических сетей, где о прозрачности хозяйственной и инвестиционной деятельности пока даже не вспоминают, а предел мечтаний федеральных регулирующих органов — определить общее число таких организаций (от 3 тыс. до 7 тыс.). Фактически это «тарифное болото», где отследить исполнение тарифных решений невозможно.Все громче становятся рассуждения о необходимости оптимизации инвестиционных программ. Никто не против наведения порядка в сетевом хозяйстве. Но кто сказал, что частный капитал, приступив к управлению отраслью, первым делом примется за снижение издержек, а не начнет, например, наращивать свою экономическую эффективность через налаживание чрезвычайно тесных рабочих отношений с тарифными органами на местах? И если на примере генерирующего сектора, где происходит постепенное укрупнение поставщиков, мы видим неизбежность процессов консолидации в сетевом комплексе, то зачем сейчас нам продавать его по кускам, а значит, дешевле, чем можно было бы продать его единым целым? Кого мы хотим облагодетельствовать — здорового частника?

Эти вопросы не риторические, а требующие четких ответов, и как можно скорее. К сожалению, рынок самостоятельно не в состоянии дать ответы на них, и это отчетливо показали события нескольких послереформенных лет. Кроме государства, на эти вопросы отвечать некому: к РАО «ЕЭС России» апеллировать уже несколько поздно. Необходимо вначале навести порядок в сфере конкуренции идей, ведь именно монополизм при проведении реформы электроэнергетики в 2000-х годах довел нас до опасной черты. Если альтернативные точки зрения не будут услышаны и сегодня, мы перейдем ее, возможно, безвозвратно.

Юрий Саакян, генеральный директор Института проблем естественных монополий (ИПЕМ)