Еще один газ

Исход войны в Сирии может серьезно повлиять на развитие европейского газового рынка. Стороны конфликта поддерживают две конкурирующие державы, которые рассчитывают проложить новый газопровод в ЕС через сирийскую территорию,— Иран и Катар. Судьба «Газпрома» и доходов российского бюджета во многом решается в битвах за Алеппо и Дамаск, пишет «Коммерсантъ Деньги».

Идущая второй год гражданская война в Сирии чаще всего обсуждается через призму прав человека, а когда речь заходит о геополитическом измерении, обычно говорят о борьбе крупных региональных игроков за влияние на Ближнем Востоке. Алавитский режим президента Башара Асада является союзником шиитского Ирана и надежным оплотом Тегерана в Восточном Средиземноморье. Соответственно, большинство тех экспертов, кто не верит в исключительно альтруистические мотивы стран Запада и арабских нефтяных монархий в их стремлении помочь Армии освобождения Сирии, рассматривают конфликт как ключевой эпизод в готовящейся операции против Ирана.

При этом достоянием общественности не становится еще одна тема, которую без лишнего шума давно обсуждают участвующие в решении сирийского кризиса дипломаты и военные из разных стран: энергополитическое измерение конфликта в Сирии остается за кадром. Между тем вооруженный конфликт в стране во многом эхо борьбы, которую начали крупнейшие игроки мирового газового рынка. Главный приз в этой борьбе — доступ на крупнейший и самый щедрый газовый рынок Европы.

К началу «арабской весны» в 2010 году ЕС подошел в тяжелом экономическом состоянии. Кризис суверенных долгов, затянувшаяся экономическая рецессия и стабильно высокие цены на энергоносители поставили перед Брюсселем вопрос о том, каким образом выстраивать долгосрочную энергетическую политику. К середине 2000-х ЕС взял установку на сокращение выбросов углекислого газа и переход на низкоуглеродную энергетику к 2020 году. К этому времени Брюссель рассчитывал увеличить долю возобновляемых источников энергии в своем энергобалансе до 20%, причем от этой амбициозной цели Европу не заставил отказаться даже кризис. Дальнейшие события, однако, внесли в эти планы существенные коррективы.

Прежде всего из-за кризиса многие страны ЕС сократили субсидии новых проектов в области возобновляемой энергетики (солнечной, ветряной). Еще одной «зеленой» альтернативой углеводородам должна была стать атомная энергетика, которая бурно развивалась в 2000-е. В Германии правоцентристская коалиция даже включила сооружение новых реакторов в свою «зеленую» политику. Тогда же после долгого перерыва (тянулся фактически все 1990-е) продолжилось возведение новых реакторов в Финляндии и Франции. Одновременно о намерении построить АЭС на своей территории объявили Италия и целый ряд стран Восточной Европы, прежде всего Польша. Причем ставка на ренессанс атомной энергетики была связана во многом с потребностью в повышении конкурентоспособности европейских экономик. Дело в том, что использование атомных станций позволяет существенно снизить (по оценкам ОЭСР) себестоимость электроэнергии.

Однако после «Фукусимы» количество сторонников атомной энергетики в Европе резко поубавилось. Правительство Германии приняло решение о поэтапном закрытии до 2022 года всех действующих реакторов. На референдуме в Италии население выступило за отказ от использования атомной энергетики, а Испания и Швейцария ввели мораторий на строительство новых реакторов. Даже во Франции в период выборов активно обсуждался вопрос закрытия наиболее старых и, соответственно, наименее надежных реакторов. Доля электроэнергии, производимой на атомных станциях в Европе, будет неуклонно снижаться. Станции постепенно закрываются «из-за возраста»: с 1989 года погашено более 30 реакторов, а в планах до 2025-го предусмотрена остановка еще одной трети из ныне действующих 144 реакторов.

В итоге, выбирая из всех существующих энергоносителей, Европа решила делать ставку именно на природный газ — как самый экологически безопасный из всех углеводородов. В перспективе доля газа в европейском энергобалансе (на начало 2010-х она составляла 18,8%) будет неуклонно расти. А учитывая ограниченные возможности наращивания добычи на месторождениях в Северном море, рост потребления будет удовлетворяться за счет газового импорта.

Но и здесь единую Европу поджидают риски, прежде всего ценовые. Если цены на нефть и уголь фактически определяются биржевыми котировками, то газовые являются во многом предметом договорных соглашений между продавцом и покупателем. В этом плане Брюссель не устраивает цена долгосрочных контрактов на газ, устанавливаемых «Газпромом» и норвежской Statoil. Средняя цена в Европе для индексируемого в привязке к нефти газа составляет порядка $12 за 1 млн британских тепловых единиц, в то время как в США — $2,5. При этом в случае с газовым рынком ЕС речь идет о системе, в которой 90% газа поставляется по трубопроводам. А из приходящихся на сжиженный природный газ (СПГ) 10% только четверть продается на бирже в газовых хабах.

В итоге Брюссель сделал приоритетными два направления своей газовой политики. Первое из них — давление на существующих поставщиков с целью снизить цены и больше учитывать спотовую цену на газ в долгосрочных контрактах (а не цены на нефть, как принято сейчас). Именно в рамках этой новой ситуации в сентябре 2012 года началось «антимонопольное расследование» ЕС в отношении «Газпрома» («Власть» подробно писала о нем в материале «Газовая защита» в N37 от 17 сентября 2012 года).

Второе направление — диверсификация источников поставок. ЕС рассчитывал на строительство газопровода Nabucco с проектной мощностью 30 млрд кубометров газа в год. Реализация этого проекта, с одной стороны, давала дополнительные гарантии энергобезопасности на случай перебоев с поставками из других источников (как это было зимой 2008/09), а с другой — увеличивала конкуренцию среди поставщиков. Однако до последнего времени проект так и не получил развития из-за отсутствия необходимой сырьевой базы. В этой связи показательно, что на случай закрытия Nabucco уже инициирован альтернативный проект Трансадриатического газопровода. Этот газопровод рассчитан на прокачку только 10 млрд кубометров азербайджанского газа c месторождения Шах-Дениз II, которое должно было стать базой и для Nabucco.

Ситуация стала немного проще после начала «сланцевой революции» в США, благодаря которой значительные объемы СПГ были переориентированы с американского рынка на европейский («Власть» описывала этот процесс в материале «И сбоку вентиль» в N48 от 3 декабря 2012 года). Однако Брюссель не оставил надежды получить новые источники трубопроводного газа. И «арабская весна» предоставила такую возможность. Правда, для этого должно было исчезнуть одно важное препятствие — режим Башара Асада в Сирии.

В 2000-е годы Катар, занимающий третье место в мире по разведанным запасам газа и имеющий крупнейшее на планете неразработанное месторождение Северное Поле (в Иране, который тоже имеет выход к этому месторождению, оно называется «Южный Парс»), сделал ставку на наращивание поставок СПГ. Заводы по сжижению газа росли в маленьком государстве как грибы после дождя.

Танкерные поставки СПГ делают Катар более независимым с точки зрения диверсификации рынков сбыта. Однако, учитывая географическое положение страны, источники ее дохода во многом зависят от безопасности в регионе Персидского залива. В случае конфликта между Ираном и Западом Тегеран грозится перекрыть Ормузский пролив, через который идут все газовые танкеры Qatargas. В связи с этим Катар старается развивать трубопроводы в обход пролива — похожую тактику избрала и Саудовская Аравия, активно строящая обходные нефтепроводы. Так, был построен газопровод в ОАЭ и Оман, который при необходимости может быть доведен до Оманского залива. Однако эта труба не позволит Катару компенсировать потери в случае закрытия Ормузского пролива. Так что примерно с 2008 года катарское руководство начало изучать другой проект — строительство наземного газопровода в Европу.

Ресурсной базой новой трубы могло бы стать месторождение Северное Поле, причем ее прокладка позволила бы укрепить права эмирата на освоение месторождения. В ситуации, когда Тегеран под давлением санкций вынужден был приостановить развитие своей части месторождения, Катар может опередить соперника.

В результате происходящих на Ближнем Востоке изменений перспектива строительства газопровода из Персидского залива к побережью Средиземного моря стала гораздо менее фантастической. В этом случае для Катара нужно согласие всего трех стран — Саудовской Аравии, Иордании и Сирии.

Убедить Саудовскую Аравию согласиться на строительство газопровода через свою территорию вполне возможно, даже несмотря на ее территориальные претензии к Катару. И Запад может сыграть в этом процессе важную роль. Дело в том, что королевство как никогда заинтересовано во внешних гарантиях своей стабильности. Социальная ситуация в стране крайне напряженная, несмотря на большие вложения в соцпрограммы. Большинство саудовского населения составляет молодежь, значительная часть которой нигде не занята и не имеет каких-либо перспектив роста. Кроме того, продолжается конфликт с местным шиитским населением в нефтяной Восточной провинции. Усиливаются противоречия внутри правящего семейства — на 8 тыс. принцев просто не хватает хороших должностей и бизнесов. И это на фоне того, что королю Абдалле уже 88 лет, а его потенциальные преемники являются пожилыми, серьезно больными людьми, к тому же не пользующимися той же популярностью среди населения.

Ранее Эр-Рияд целиком полагался на союз с Вашингтоном, но сейчас политика США вызывает у Саудовской Аравии серьезное беспокойство. Дело в том, что администрация Обамы не только стремится вывести войска из горячих точек (эвакуация из Ирака завершилась в 2011 году, из Афганистана планируется в 2014 году, подробнее об этом см. материал «Прощание с Кабулом»), но и активно демонстрирует свое нежелание вмешиваться в новые конфликты. В свете этого для Эр-Рияда стало очевидно, что вероятность военной акции в отношении Ирана со стороны США низка. Кроме того, саудовский режим крайне негативно оценил «предательство» Вашингтона в отношении бывшего президента Египта Хосни Мубарака. Одновременно США не выразили прямой поддержки саудовской интервенции в Бахрейне. Так что у саудовского режима нет уверенности в том, что Вашингтон поддержит его в случае серьезного кризиса.

На фоне охлаждения отношений с Вашингтоном Эр-Рияд стремится как можно крепче дружить с Европой. Показательно, что на сегодняшний день ЕС вышел на первое место (€3,3 млрд в 2010 году) в качестве поставщика продукции ВПК для Саудовской Аравии. Европа, в свою очередь, тоже проявляет готовность к сближению с саудовским режимом. Так, Берлин впервые одобрил продажу танков «Леопард II» в Саудовскую Аравию, несмотря на «недемократичность режима» и возможность их использования для подавления протестов в том же Бахрейне.

Ситуация в Иордании с газопроводной точки зрения еще больше отвечает интересам Катара и ЕС. Король Абдалла II получает значительные субсидии от Катара, кроме того, Доха имеет серьезное влияние на иорданскую оппозицию в лице «Братьев-мусульман». Так что, несмотря на нестабильность в стране, проект газопровода не пострадает даже в случае смены власти в Аммане. Единственным по-настоящему проблемным участком этого трубопровода остается Сирия, которой правит Башар Асад.

Сирия важна не только для транспортировки газа из Катара, но и для возможности транзита египетского газа. Каир, безусловно, заинтересован в поставках газа в Европу по экономическим причинам: новой власти крайне необходимы источники доходов. Кроме того, в этом случае правительству «Братьев-мусульман» не придется оправдываться в поставках газа по низким ценам в Израиль, который на сегодня является ключевым иностранным потребителем египетского газа. Так что по сирийскому вопросу между Дохой и Каиром наметился стратегический союз — обе страны действуют сообща в рамках ООН, Лиги арабских государств и «Группы друзей Сирии».

Неудивительно, что в этих условиях Катар стал одним из главных вдохновителей борьбы с сирийским режимом. Помимо активных и публичных дипломатических усилий Дохи катарское правительство, по неофициальным данным, оказывает существенную материальную помощь сирийской вооруженной оппозиции. Ведь в случае ее победы в гражданской войне падет последнее препятствие на пути газовой трубы из Катара на берег Средиземного моря. Похожей логикой во многом могут объясняться и действия стран ЕС.

Впрочем, у сирийского режима есть мощный союзник — Иран. И энергополитических соображений в действиях Тегерана по поддержке Дамаска ничуть не меньше, чем у Катара или ЕС.

Иранцы давно вынашивали свои планы на строительство газопровода к побережью дружественной Сирии. Долгое время реализации этих замыслов мешал суннитский режим Саддама Хусейна. Однако после того, как американская военная машина смела иракского диктатора, путь для иранского газа в Сирию оказался открыт — ведь к власти в Ираке пришло шиитское большинство во главе с премьером Нури аль-Малики, а влияние Тегерана на соседнюю страну резко возросло.

Строительство газопровода через Ирак в Сирию позволило бы Тегерану решить проблему вывода своего газа на мировые рынки. Дело в том, что по причине международных санкций, введенных из-за развития Ираном ядерной программы, западные инвесторы не рискуют вкладываться в углеводородные проекты на территории Исламской республики, а страны ЕС отказываются даже говорить о возможностях закупки там газа (хотя первоначально именно Иран считался потенциальным источником ресурсов для Nabucco). Вывод газа на берег Средиземного моря может решить эту проблему. Даже если западные энергетические компании откажутся покупать иранское сырье в конечной точке маршрута, Тегеран всегда сможет продать свой газ в Европу через вторые или третьи руки.

Эти аргументы (наряду с полезностью Сирии в качестве потенциальной угрозы для Израиля) заставляют Иран всячески поддерживать режим Башара Асада, отправляя ему деньги и добровольцев. Ведь в случае, если алавитский режим падет, с планами строительства газопровода можно будет распрощаться.

В раскладе вокруг Сирии одну из ключевых ролей, безусловно, играют США. Однако для Вашингтона большая игра вокруг Дамаска уже не связана с энергетикой. Да и вообще в случае с Сирией Белый дом занимает даже более выжидательную позицию, чем по Ливии и Египту.

Мирный настрой администрации Обамы во внешней политике связан с потребностью в существенном снижении расходов. Если к концу 2008 года долг США составлял 40% ВВП, то в конце 2011-го он достиг уже 70% ВВП — наибольшего уровня со времен Второй мировой войны. В этой ситуации военные расходы, по мнению бюджетного управления Конгресса, должны быть снижены как минимум до 3% ВВП при текущем уровне 4,3% ВВП.

Одновременно для экономической перезагрузки администрация Обамы выбрала отличную от администрации Буша политику. При Обаме приоритетами стали рост экспорта и снижение сырьевого импорта. В этой ситуации жесткой экономии ни о каких серьезных военных конфликтах не может идти и речи. Тем более в ситуации, когда США фактически не зависят от внешних поставок нефти и газа. За счет разработки сланцевых месторождений Вашингтон вышел на самообеспечение газом, а производство сланцевой нефти вообще может превратить США в экспортера углеводородов. Именно поэтому администрация Обамы и уступила ключевую роль в происходящем на Ближнем Востоке европейским партнерам.

Впрочем, у Вашингтона есть и свое видение того, как должна развиваться ситуация в регионе. Альтернатива дальнейшей дестабилизации Ближнего Востока — выстраивание новой системы сдержек и противовесов, в той или иной степени ориентирующейся на Вашингтон. Наиболее удобным вариантом является создание треугольника, в котором всегда можно было бы объединить при необходимости две стороны против наиболее сильной и тем самым поддерживать выгодный для Вашингтона баланс. Такой треугольник может быть создан с участием трех ключевых ближневосточных сил — Ирана, Турции и Египта. То есть с одной стороны сильный Иран, претендующий на влияние в большом шиитском мире, с другой — Египет и Турция, конкурирующие между собой за влияние в суннитской зоне и при этом совместно сдерживающие дальнейшую экспансию Ирана.

Таким образом, в борьбе вокруг Сирии симпатии США — на стороне катарцев и европейцев. Однако на военную операцию против Башара Асада Вашингтон сейчас вряд ли решится.

В этих условиях кризис на Ближнем Востоке может сыграть на руку России. Ведь Москву вполне устраивает именно нынешняя ситуация в Сирии, когда ни одна из сторон не близка к победе. Если оппозиция так и не сумеет свергнуть режим Башара Асада, то ни о каком газопроводе из Катара в Турцию и Европу не может идти и речи. Но и безоговорочная победа Асада Москве сейчас не очень нужна. В условиях продолжающейся гражданской войны об альтернативном иранском варианте трубы в Сирии говорить не приходится. Вполне возможно, именно этим расчетом можно объяснить то, что помощь Москвы последнему союзнику на Ближнем Востоке ограничивается непримиримой позицией в Совбезе ООН, не позволяющей Западу начать легальную интервенцию или установить бесполетную зону по ливийскому сценарию.

Пока Катар, Иран и ЕС бьются вокруг Сирии, «Газпром» продолжает развивать свои мегапроекты Nord Stream (обсуждается строительство третьей и четвертой веток) и South Stream (строительство подводной части еще не начато). Если России удастся их построить быстрее, чем закончится война в Сирии, вероятно, Москва имеет шанс сохранить позиции на европейском газовом рынке, роль которого для наполнения российского бюджета сложно переоценить.